Меня давно интригует, как у понятия “психологическая защита” сложилась репутация с душком. Безусловно, удобно, когда абсолютно любое несогласие можно списать на эти самые защиты: это не я делаю что-то не то, это ты, бедолаженька недоразвитый, пытаешься спрятаться от реальности. Вот и терапевту может быть удобно соблазниться и найти оправдание своей ошибке, недостатку навыков или сложности процесса тем, что “клиент в защитах”. И сами клиенты иногда слышат это слово и реагируют: “Ну давайте же ее уберем!”
Право на защиту есть у каждого. Лишить человека этого права - это не решение проблемы, а плюс одна проблема.
Психологические защитные механизмы - это бессознательные автоматические функции. Психика всеми силами стремится не допустить своего распада под давлением событий, которые нарушают привычное существование. Чем сильнее дистресс, тем мощнее защитная реакция. Уровень дистресса измеряется не по внешней объективной шкале - нельзя взвесить тяжесть переживаний на весах, - а по субъективному ощущению. Если человеку больно и страшно - значит, ему больно и страшно, точка. Значит, в его психической реальности происходит что-то ужасное и отговорить его фразами типа “да ничего же такого” и “ты придумываешь” не получится.
Работа с защитами в терапии - штука сложная, захватывающая, порой ювелирная. Но чтобы эта работа состоялась, терапевт должен быть в согласии с теми внутренними силами, которые активизируются в ответ на что-то, что происходит в жизни клиента или в кабинете. Быть в согласии - не значит сказать “а, ну ок, тут все ясно, расходимся”. Это значит признавать существование защит, их влияния на жизнь клиента и терапевтический процесс, и относиться к ним с уважением и желанием понять без намерения “вскрыть”, “пробить”, “починить”. Даже если кажется, что пробить и починить - в лучших интересах клиента. В устройство психической реальности никогда нельзя вламываться с ноги.
По сути, терапевт должен признавать фундаментальное право человека на защиту любыми средствами. Если это безразличие, холод и пренебрежение, которые тяжело выдерживать. Если это разрушительная ярость и обесценивание. Если это постоянный побег от самого себя и своих переживаний. Если это регресс к самым ранним динамикам из детства, где можно было только спрятаться и повторять “я в домике, я в домике”. Любая защита хороша тем, что однажды сработала и позволила человеку пережить какой-то сложный опыт. Мы никогда не знаем, что было бы, если нашего клиента лишить этого домика, этого спасительного для него обесценивания или любого другого убежища. Скорее всего, было бы плохо.
Думаю, что нам сложно с самой идеей права на защиту потому, что мы росли в среде, где это право часто не подтверждалось и не соблюдалось другими. Возможно, родителями, которые считали, что ребенок не смеет себя отстаивать перед их лицом. Возможно, взрослыми в социальных системах: школах, садиках, больницах. Мы все равно залезем тебе в рот, ткнем в тебя иголкой, заставим тебя сделать то, что требуем, а если тебе не нравится, никто с тобой не будет церемониться. Для многих лучшим, на что можно было рассчитывать, это якобы (но на самом деле нихрена нет) успокоительное “потерпи, будет больно, но это для твоего же блага”.
Терапевту важно не впадать в слепое пятно “это для твоего же блага” - да и вообще в ловушку уверенности, что он знает как выглядит благо для клиента. Первой реакцией на любую встречу с действием защитных механизмов должно быть уважение и признание: я знаю, что ты сейчас чувствуешь опасность и пытаешься сохранить себя, я знаю, что однажды такая реакция помогла тебе выжить. Иногда терапевт становится первым человеком в жизни клиента, который дает ему понять: ты имеешь право на защиту и я не стану его у тебя отбирать. И после того, как это право установлено, начинается та самая ювелирная работа: налаживать контакт, вести диалог, интерпретировать защиты, делать их видимыми для клиента.
1961